Цитаты Уильям Сомерсет Моэм.

В революции на поверхность поднимается пена общества, негодяи и преступники.

…только слепой может не увидеть, что жизнь пролетариата в больших городах — сплошная нужда и неурядица. Трудно примириться с тем, что у людей нет работы, что сама работа так уныла, что они, а с ними их жены и дети, живут впроголодь и впереди их не ждет ничего, кроме нищеты. Если помочь этому может только революция, тогда пусть будет революция, и поскорее… Я не сомневаюсь, что пролетариат, все яснее осознавая свои права, в конце концов, захватит власть в одной стране за другой… Если то, что произошло в России, повторится у нас, я постараюсь приспособиться…

Вот поистине ирония жизни: то, к чему мы стремимся, оказывается лучше, когда оно достигнуто не полностью.

Жизнь слишком коротка, чтобы делать для себя то, что могут для тебя сделать за деньги другие.

Когда мужчина достигает возраста, в котором уже нельзя служить чиновником, садовником или полицейским, считается, что он как раз созрел для того, чтобы вершить судьбы своей страны.

Любовь умирает. Величайшая трагедия жизни состоит не в том, что люди гибнут, а в том, что они перестают любить.

Слово «любовь» означает две разные вещи: просто любовь, то есть страсть, и милосердие.

Только мужчина, уважающий женщину, может расстаться с ней, не унижая ее.

Деньги — это шестое чувство, позволяющее пользоваться остальными пятью.

Каждый из нас одинок в этом мире. Каждый заключен в медной башне и может общаться со своими собратьями лишь через посредство знаков. Но знаки не одни для всех, а потому их смысл темен и неверен. Мы отчаянно стремимся поделиться с другими сокровищами нашего сердца, но они не знают, как принять их, и потому мы одиноко бредем по жизни бок о бок со своими спутниками, но не заодно с ними, не понимая их и не понятые ими. Мы похожи на людей, что живут в чужой стране, почти не зная их языка; им хочется выразить много прекрасных, глубоких мыслей, но они обречены произносить лишь штампованные фразы из разговорника. В мозгу их бурлят идеи одна интересней другой, а сказать эти люди могут разве что: «Тетушка нашего садовника позабыла дома свой зонтик».

— У меня случится прострел в плече, если вы и дальше будете орошать его слезами.

— Люди больше всего на свете любят наклеить на другого человека ярлык, который раз и навсегда освобождает их от необходимости думать.

— Если русские хотят, чтобы мы [американцы] считали их цивилизованными людьми, почему они не говорят на цивилизованном языке? — «Белье мистера Харрингтона» (Mr Harrington’s Washing), 1928